Пост не в брюхе, а в духе

Архангельский священник отец Иоанн советует своим прихожанам читать Солженицына

 

Ядвига ЮФЕРОВА

Про это поморское село когда-то говорили: “В Заостровье кофе самоварами пьют”. Понимай: зажиточно живут, по заграницам плавают, из Африки кофе и бананы везут. С богатством сегодня в Заостровье, как и в других местах, заминка случилась, хотя банан перестал слыть заморским — его по дешевке можно купить в соседней Финляндии. Увы, море моряков не балует, местный колхоз почти на боку лежит, но на рынок в Архангельск еще не все сбежали. Крепко выстроенные дома, богатые для Приполярья огороды да неистребимая в живом человеке вера, что когда-нибудь станет и дома лучше, держит этих людей на плаву.

Стоят тут рядом две церкви — деревянная, триста лет назад рубленная, признанная уникальным памятником культуры, и каменный храм, где 170 лет отправляется служба, не прерывавшаяся благодаря мужеству прихожан даже в годы советской власти.

Когда “чугунной бабой” вандалы крошили вековые святыни (только в Архангельске было разрушено восемнадцать храмов, осталось три), церковь Сретенья в Заостровье уцелела. Более того, тут не прошел и любимый гулаговский прием властей: “Хотите молиться — собирайте подписи активистов”. Потом по этим спискам НКВД арестовывал церковные двадцатки. Подпись в защиту веры в 30-е годы равна была жизни. Уже догадываясь об этой возможной цене, в Заостровье 368 человек написали заявление о сохранении прихода (“всех не арестуешь и не расстреляешь”).

Молодой священник отец Иоанн (в миру Иван Привалов) рассказывает мне историю Заостровского прихода. Не менее удивительна и его личная история.

“В моем детстве с Богом никто не спорил, не воевал, потому что этот вопрос уже был решен: его нет”. На гребне перестройки и массового похода за правдой Иван Привалов поступил на истфак Поморского университета. Тогда он еще не знал, что колокольный звон - это еще не молитва. И вот в 1989 году у молодого человека в руках оказались два свежих журнала — “Новый мир” с “Нобелевской лекцией” Солженицына и “XX век и мир” с его же статьей “Жить не по лжи”.

И вот что он прочел. Неправда, что от одного человека ничего не зависит. А ты не напиши, не подпиши, не произнеси ни одной фразы, искривляющей, по твоему мнению, правду. Или “мы так безнадежно расчеловечились, что за сегодняшнюю скромную кормушку отдадим все принципы, душу свою, все усилия предков, все возможности для потомков — только бы не расстроить своего утлого существования”? И этот умеренный путь сопротивления ничуть не легче голодовки на площади — жить не по лжи. Но “если ж мы струсим, то довольно жаловаться, что кто-то нам не дает дышать, — это мы сами себе не даем”.

Это была первая и самая сильная христианская проповедь в его жизни. За ней последовал еще неведомый ему “Архипелаг ГУЛАГ”. Для 18-летнего парня все это было равносильно двум русским революциям сразу: оказывается, можно не только проповедовать по совести, но и жить в согласии с ней при любом режиме. Вышедшие на волю из партийной тюрьмы труды Николая Бердяева и Владимира Соловьева, священников Георгия Кочеткова и Сергия (Савельева) завершили его образование — он покидает истфак, чтобы стать священником...

Когда он прибыл настоятелем в Заостровье, небольшой приход, который держался тогда на богомольных старушках, воспротивился его молодости. Это что же за душой надо иметь, чтобы выйти с проповедью к людям, которые в три раза больше прожили!

Но бабушки, прежде всего Калиста Петровна и Анна Александровна, оказались и его первыми союзниками, когда он начал интересоваться историей прихода и жизнью прихожан. Люди безошибочно улавливают, кто пришел служить им и вере, а кто, как на проходном дворе, задержался подле них ради карьеры (клиру не чужды светские грехи). Жизнь семьи отца Иоанна, его двух маленьких детей в селе тоже у всех на глазах.

В архивах Архангельского УФСБ и хранилищах Ленинской библиотеки в Москве бывший студент истфака нашел фотографии и документы, рассказавшие ему о судьбе расстрелянного чекистами священника Александра Степановича Лыткина, репрессированных служителей храма А. Журавлева и Ф. Томицкого. От прихожан отец Иоанн узнал, что священник Голубцов учился музыке у Рахманинова и жизнь свою наполнил не только служением Христу, но и изучением искусства Китая. До него, Иоанна, настоятелями храма были люди, которые знали по пять языков, к которым в безвременье приезжал поговорить писатель Андрей Синявский...

В последнюю родительскую субботу отец Иоанн собрал детей и родственников священников, которые служили в этом самом обыкновенном сельском приходе, где российская история отметилась по всем пунктам. Он для себя понял, что нынешнее поколение родом из страны, где КГБ писали с большой буквы, а Бог — с маленькой, где до обеда многие считали себя атеистами, а после обеда становились верующими. Значит, людям надо помочь обрести веру. Только Евангелия для этого порой бывает недостаточно.

По его приглашению в неблизкие края приехал прошлой осенью из Парижа издатель и писатель Никита Алексеевич Струве и прочитал в Заостровье лекцию “Явление Солженицына”. Отец Иоанн дорожит добрыми отношениями с сельской администрацией, печалится, что в аварийном состоянии находятся колхозный клуб и библиотека, и помогает как может просвещению прихожан и сельчан. Он убежден, что жизнь человека вне храма должна быть связана с храмом, чтобы не было того, что в прошлом веке Владимир Соловьев называл храмовым христианством. Стараниями отца Иоанна открыта воскресная школа, куда ходят 30 детей, сложилась небольшая библиотека, в которой уже больше ста читателей...

Мы встретились несколько недель назад. Отец Иоанн поделился со мной свежими впечатлениями — в братстве только что прошла конференция “Творчество Солженицына и его значение для церковной жизни в современной России”. Призыв писателя к раскаянию и покаянию, его пророческое “одно слово правды весь мир перетянет” помогают обрести христианское отношение к человеку и к миру - это уже мысли не только Ивана Привалова, но и его духовных братьев и сестер. Человек пятнадцать приняли участие в дискуссии (“восемь докладов было”) — он считает, что это немало, если вспомнить, что когда-то 12 учеников Христа весь мир перевернули.

Человек, чью судьбу определил Солженицын, понимает, что великий писатель своим народом еще не прочитан: “В самое нужное время он был отобран, самиздат был доступен единицам, а не народу. Но как без “Красного колеса” понять все то, что произошло с Россией в XX веке?”

После литургии, посвященной Великому посту, он сказал своим прихожанам, что пост — лучшее время, чтобы читать Солженицына и думать о том, как каждый человек может жить по совести. Недаром народ метко заметил: пост не в брюхе, а в духе.

Отец Иоанн противится гастрономическому подходу к ответственному периоду в жизни христианина. Ты решился на пост — тогда знай, что это не модная диета и не просто полезное самоограничение в еде. Это время собирания сил — внутренних и внешних — ради жизни во Христе.

Есть еще одно заветное желание у отца Иоанна. Собрать двести человек, которых он крестил летом 1993 года, и попросить у них прощения.

—За что же?

— Тогда был большой приток людей в церковь. Креститься шли по разным причинам: кто-то обратился к Богу, потому что много болел, у кого-то просыпалось национальное самосознание и хотелось принадлежать к этому народу. Но мало кто понимал, что крещение — это некая ось в судьбе, второе рождение человека. А я в первый год крестил всех подряд, поточным методом. Сколько духовных жизней загублено... Сегодня, если я соглашаюсь окрестить, то должен обстоятельно подготовить и просветить человека.

— Мне известны случаи, когда люди резко меняли свою жизнь и уходили в церковь, когда их настигало несчастье.

— Люди приходят к Богу не только от полноты скорби, но и от полноты радости. Наше братство, где есть младенцы и старцы, люди самых разных профессий и судеб, — тому свидетельство.

Отец Иоанн помнит, что сказал ему один мудрый человек: в России много талантливых священников, которые подобны потухшим вулканам, и только потому, что оказались одиноки за порогом церкви...

В приходской библиотеке на единственный экземпляр “Красного колеса” выстроилась многомесячная очередь.

Архангельск — Москва

Отец Иоанн, “крестным” отцом которого стал писатель А. И. Солженицын