Ирина Заиканова
"
Да сбудется слово, написанное в законах их..." Ин.15:25(еще раз к вопросу о церковном праве)
В порядке обсуждения моей статьи, опубликованной в 4245 номере РМ, доцент Московской Духовной Академии прот. Владислав Цыпин (передача радиостанции "Радонеж" от 19 ноября), в частности, высказал утверждение, что в той части, в какой Поместный Собор 1917-1918 г.г. не отменил Духовный Регламент, введенный в юридическую практику Российской церкви в 1719 году, он продолжает действовать. Это, безусловно, соответствует духу как светского, так и церковного права. Мы рады были получить столь авторитетное подтверждение правомочности проведенного нами в указанной выше статье правового анализа законности прещений, наложеных епархиальными архиереями Московской, Томской, Екатеринбургской и Псковской епархий с позиций церковного права, действовавшего в предреволюционной России. Результатом нашего "виртуального" анализа оказался вывод, что именно это правило, вопреки утверждению о. Владислава, как раз и не действует.
Чтобы утверждение о.Владислава не было голословным, РПЦ необходимо иметь ему подтверждение в уставных и иных правовых документах. Для этого, во-первых, до введения в практику церковного суда надо было обобщить и опубликовать действующее в настоящее время церковное законодательство, то есть выполнить требование, видимо, минюста о составлении процедуры судопроизводства, помещенное в примечание к Уставу РПЦ. А, во-вторых, - пользоваться им! В частности, в приговорах надо было ссылаться на его статьи, а не на каноны, которые не являются и никогда в полном объеме не были церковным правом. Последнее подтверждает и сам о.Владислав, когда он говорит об исключительно местной, региональной практике применения приводимого нами, 12 правила Карфагенского собора, согласно которому пресвитера судят 6 епископов, а диакона - 3. По его словам оно действует (а скорее всего действовало) только в африканской, карфагенской церкви, чему, однако, в самой Книге правил никакого подтверждения нет.
В моей статье ставится вопрос: "должны ли наказанные клирики и миряне подчиняться указам, содержащим явные нарушения церковных и светских прав?" Согласитесь, что вопрос интересный, во всяком случае, с точки зрения практики. Видимо, только за одну его постановку, о.Владислав укоряет меня в том, что я "подталкиваю их (клириков и мирян) на тягчайшее церковное преступление". Как и любой другой, этот вопрос подразумевает, как минимум, два ответа (да или нет), но в статье нет никакого. Хотя, если говорить честно, то очень хотелось бы "подтолкнуть", но не их, а идущий вспять процесс становления "правовой церкви". Но мы не предполагали возлагать эти "бремена" на клириков и мирян, которые, как бы они того ни хотели, при существующем "правовом" положении ничего не решают в нашей церкви.
И два слова в отношении "тягчайшего преступления", которым, по словам о.Владислава, является непослушание вынесенным приговорам. Действительно, несколько правил церкви утверждает это в такой форме:"Аще кто, епископ, пресвитер или диакон, праведно за явные вины (курсив мой -И.З.) изверженный, дерзнет коснуться служения, некогда ему порученного: таковый совсем отсечется от Церкви" (Ап.28,51;Ант.1; Неок.1). Прошу уважаемого читателя обратить внимание на слова, выделенные курсивом, которые, безусловно, предполагают церковный суд. К этому можно добавить еще одно извлечение (Устав Консистории, ст.278), которое, насколько мне известно, никакой собор не отменял : "Публичная епитимия (отлучение от причастия) может быть наложена только после суда уголовного или церковного". Согласно Уставу об управлении РПЦ епархиальный архиерей ( а приговоры об отлучении подписывались ими) не имеет права церковного суда. Поэтому все отлученные встают перед вопросом: что хуже - не исполнять суд своей христианской совести, которая подсказывает им следовать решениям Соборов и Устава РПЦ или исполнять приговоры, которые выносятся вопреки им и без должного судопроизводства. И выбирают последнее, потому что церковного суда, на котором они могли бы доказать свою невиновность, просто нет.
Но даже, если вина доказана, православная церковь всегда стремилась смягчить наказания. Напомним, что Киприан Карфагенский учил: "Сокрушать сосуды глиняные предоставлено одному Господу, Которому дан и жезл железный (Апок.11,27). Раб же не может быть более Господина Своего и что Отец предоставил одному Сыну, никто не может присваивать себе"... Конечно, это все-таки некая христианская максима, которой пока руководствоваться трудно, хотя помнить полезно. Но призывы к мягкости в применении тяжелых наказаний к клирикам и мирянам звучали и у нас. Так, проф. И.Бердников, преподававший церковное право в Казанской духовной академии, приводит такую цитату: "Утром 21 марта 1780 г. Св.Синод напомнил епархиальным архиереям, чтобы они особливо в рассуждении налагаемого преступникам запрещения в причащении Св.Тайн поступали осмотрительно, так чтобы ни кающегося не обременить и не привесть в отчаяние, ни в ожесточенном состоянии не произвесть неуважения к Св. Тайнам, а в имеющем холодность к закону не умножить оныя".
В прозвучавшей 19 ноября передаче о.Владислав сказал такую фразу: "Церковь отделена от государства и является частным обществом". Здесь невольно возникает вопрос: чьим частным обществом? Впрочем, надеюсь, что это оговорка, поскольку выражение "частное общество" подводит нас к частному праву, которое обеспечивает индивидуальные интерес одного лица или ограниченной группы лиц, имеющих в этом обществе исключительные права собственности. Действительно, во главе РПЦ стоит Патриарх и возглавляемый им Священный Синод, но ни Патриарх, ни Синод не имеют в отношении РПЦ таких прав. В средние века и позже правами субъекта церковной собственности в Римско-католической церкви признавалась вселенская церковь и Папа Римский был ее распорядителем, но даже в этом случае в отношении церкви не употреблялось выражение "частное общество", поскольку это противоречит христианскому пониманию Церкви.
Еще раз повторю: я надеюсь, что это была оговорка, хотя практика церковного суда, а точнее, указы епархиальных архиереев, отлучающих без суда и следствия членов Церкви, боюсь, говорят об обратном. Но с чем я, безусловно, еще раз соглашусь с о. Владиславом Цыпиным - это с тем, что "в церкви должен быть порядок!".